27832782278127802779277827772776

Ровно год назад - в декабре 2015 года в российском кинопрокате появился фильм «Он-дракон», ставший дебютной полнометражной лентой нашего земляка, режиссера Индара Джендубаева. Бюджет фильма, снятого кинокомпанией «Bazelevs» Тимура Бекмамбетова, составил 18 миллионов долларов. Несмотря на положительные оценки многих кинокритиков в России, по-настоящему колоссальный успех ждал авторов фэнтези-ленты в Китае. Только за первый уик-энд в официальном прокате фильм собрал около 8 миллионов долларов. Мы встретились с Индаром Джендубаевым, который поделился размышлениями о причинах такого интереса у китайского зрителя, возможности появления сиквела, влиянии критики на авторов фильма и, конечно, творческими планами.

Корр.: Индар, начнем, наверное, с самого часто задаваемого вопроса: успех в Китае, возможно, даже больше, чем здесь, в России - в чем секрет?

Индар Джендубаев: Вы знаете, не так часто мне задают этот вопрос, в основном, адресуют продюсерам. Мы до сих пор разбираемся, пытаемся понять. Приезжали в Китай, разговаривали с нашими партнерами, выясняли. Они рассказывали про свою культуру. Ведь сложно находясь внутри системы понять ее снаружи. Мы смотрели, делали определенные выводы. Смотрели на то, какие фильмы популярны там. У них очень популярны фэнтези, мне кажется, в силу того, что в Китае люди немного устают от такой реальной тяжелой жизни и им хочется посмотреть на какую-то сказку. В отличие от, например, какого-нибудь Каннского фестиваля, где люди живут в сказке и им хочется посмотреть на страдания, условно, албанской девочки и так далее. Есть у меня такое наблюдение, что, чем лучше живут люди, тем больше они тяготеют к такому стрессу. Кинострессу. А чем сложнее живут, тем больше им хочется посмотреть на что-то такое сказочное, красивое. Это с одной стороны. С другой стороны, сам дракон – это сакральная фигура в Китае, очень важная фигура. Сколько было тем драконов в Китае, никому в голову не пришла идея сделать дракона человеком. Фигура настолько важная, что они боялись эксплуатировать ее, экспериментировать на ней. И мы ведь действительно прошли по краю. Прошлые поколения, наверно, не оценили бы такой подход к их сакральному символу, а современное поколение хочет чего-то нового. Они  даже экспериментируют со своими внутренними формами и они нормально восприняли эту идею. Чтобы вы понимали: человек-дракон для них, это как для нас, для широкой российской аудитории, как Петр 1 – гусь. Это работа с важными вещами. Мы это сделали и соединили два очень важных момента, человека и дракона, и все получилось. Есть еще одно предположение, что у нас очень жестокий дракон и очень нежный парень. Современные китайские девочки, пусть уж они на меня не обижаются, но это мое мнение, что они тяготеют к ребятам, которые не работают, грубо говоря, в поле. То есть там нет мачо-парней. Все очень тонкие, интеллигентные, в них нет супер накаченных мышц. Наверно, девочкам хочется, чтобы мужчины занимались интеллектуальным трудом – это для них является символом успеха. Еще момент, который оказался важным - метафоричность фильма, ведь это, все-таки, страна иероглифов, страна символов. Они все живут образами, некими метафорами, предположениями. Это удивительный подход. К слову, путь – это человек, дом, цель, и все это объединяется в иероглиф «путь». Как-то так. В этом смысле российское кино им может быть очень интересным, потому что наше кино ищет такие формы. Я думаю, что взаимоотношения Китая и России на этом поприще будут крепнуть.

Корр.: То есть, здесь сыграла не просто формула «человек-дракон», а именно «Лыков-дракон». Нежный образ главного героя в его человеческом обличии…

И. Д.: Совершенно верно.

Корр.: Есть информация, что планируется продолжение, можно смело об этом говорить?

И. Д.: Да.

Корр.: Будет ли эксплуатироваться так же схема - «Лыков-дракон»? Планируются ли изменения в актерском составе, скажем так, будет ли он «заточен» под китайского зрителя? Перед интервью я была озадачена поклонницами фильма обязательно задать вам вопрос: главную героиню второй части будет играть китаянка?

И. Д.: Я не скажу. Пока все не точно. Главные герои Маша и Матвей (Мария Поезжаева и Матвей Лыков – авт.) - для Китая это было очень важно. Во-вторых, мы сами еще пытаемся понять, что это за любовь такая у главных героев, и мы очень не хотим терять Машу, которую очень любим.

Я думаю, что не нужно заигрывать с Китаем. С одной стороны им сейчас интересно все новое, они устали от своего, китайского. Если мы принесем сейчас им Китай… Ну вот, в 90-е годы нас интересовали фильмы про Америку, а не фильмы, сделанные американцами про Россию. Нам хотелось посмотреть на другой мир, на другой подход. Я думаю, что китайский компонент должен присутствовать обязательно, но здесь нам самим, как создателям, это интересно. Мы хотим, не заигрывая, погрузиться в эту культуру, ибо она классная, она крутая, она очень богатая. Например, мы едем из аэропорта к Пекину и просто, проезжая, видим мосты. Это просто мост, но в нем столько чужого, другого, и тебя просто «пробивает». И поэтому когда мы говорим «эксплуатировать «Лыков- дракон», мы попадем в новую яму. Надо найти новую грань и  полюбить это снова, потому что, если подходить к этому так: берем Лыкова, замешиваем с драконом, добавляем щепотку Китая… Я думаю, что в целом это будет история про то, что полюбить не так сложно, как сохранить любовь. Не будем раскрывать все карты, пусть зрители гадают. Это же интересно.

Корр.: Ну хорошо, но, все же, реверанс в сторону этой самой благодарной аудитории будет?

И. Д.: Абсолютно! Конечно! Мы все это делаем для зрителей и зрительниц. Когда мы делали первый фильм, мы точно понимали, что делаем его для молодой женской аудитории. Сейчас мы хотели бы сделать фильм чуть пошире. Поэтому Лыков-дракон будет обязательно, но мы хотим не проехать на старой лошадке, а открыть что-то новее. Потому что для нас дракон – это метафора мужского, скрытого в каждом мужчине. Метафора какого-то животного начала и очень важно, как ты с этим живешь, как ты с ним будешь взаимодействовать. Будет ли это защитник или будет это убийца. Будет ли это существо, которое окрылит тебя в любви или сожжет тебя в каком-то плотском удовольствии. Это важный графитовый стержень, который нужно рассматривать очень аккуратно. Он, как огонь, может греть, а может и сжечь. Поэтому, если подходить вот к такому контрасту: юноша, романтичный, не испорченный цивилизацией и с другой стороны - очень древняя сущность, которая может наделать делов, тогда тема становится очень большой, многогранной и распределяющейся на много частей, много историй, подсюжетов. Какие драконы? Как они появились? Почему есть человек-дракон? Когда дракон впервые полюбил девушку, а полюбил ли? А может это была ошибка жрецов? Когда заходишь в эту зону, китайскую культуру, которая очень любит мифы, - на них во многом строится их цивилизация, - им будет это интересно, да и нам тоже интересно разобраться. Образ, персонаж – он растет как ребенок. «Ах, тебе еще это нравится? И что же делать с этим?» - вот так это происходит.

Корр.: Не могу не затронуть финансовую сторону вопроса, потому что успех был серьезным. Я знаю, что за первый уик-энд в китайском прокате было собрано около 8,7 миллионов долларов. О каких цифрах сегодня идет речь?

И. Д.: Я честно не знаю, можно ли спрашивать. Нет продюсера рядом, он был бы не менее интересен. Я не заползаю в финансовые отчеты. Создать хорошее мыло и продать хорошее мыло – это разные вещи. У меня есть мои партнеры, мои друзья, соратники, которые прикрывали тыл для меня. «Индар, не думай о том, сколько будет стоить эта сцена, я тебе скажу, если мы не сможем это сделать. Ты просто думай о том, как это сделать лучше» - вот что я слышал. То же самое и сейчас.

Мне важно, что пишут люди в комментариях. Я читаю отзывы, я понимаю, что это определенный рост, что это процесс, а не результат. Мне важнее что пишут люди, чем то, сколько человек сходили в кино. Конечно, количество важно для нашего детища - чтобы оно продолжалось. Я знаю, что фильм очень хорошо окупился в Китае, я знаю, что 8,7 миллионов мы заработали за первый уик-энд. Знаю, что после пошло падение. Но что было важно? А важно было понять реакцию аудитории. Одно дело Интернет - там был ажиотаж, 4,3 миллиона человек посмотрели за первые два или три дня, когда вышла пиратская копия. Это потому, что, простите, халява или понравилось? Это был важный индикатор – понравилось. Этот хороший уик-энд при не очень серьезной рекламе, которую мы просто не успели сделать, показал, что можно работать дальше.

Корр.: Вы упомянули о том, что очень важны комментарии и отзывы. Понятно, что критика бывает разная, как и реакция на нее. Какова позиция режиссера, который готовится ко второй части, к продолжению? Насколько будут учтены комментарии, в том числе критические, или будет преобладать позиция «я художник, я так вижу»?

И. Д.: Вы знаете, я сам критикую свое кино. Вот я покритиковал от души, и потом захожу в интернет и вижу общий критический фон. И если то, как я критикую свое кино, и то, как критикует кино моя аудитория, совпадает, я могу прислушиваться в данный момент. Я могу прислушиваться и к ребятам-десантникам, но, скорее всего, это просто не их кино. Критика - это подстройка. Надо для себя понимать: ага, я на одной волне. У меня внутри есть роли: мужчина, сын и т.д. Вот моя роль, как режиссера, совпадает с тем, как критикуют мое кино. Значит правильно, значит будем поправляться, решать, что-то делать. Без этого никак нельзя. Зрители нужны, мы для них делаем кино. Есть злобные критики и это так здорово – научиться к ним спокойно относиться. Первый большой фильм – это испытание для режиссера. Начинается куча всякого: разговоров, замечаний. Также это прекрасный опыт, возможность учиться фильтровать поступающую информацию.

Корр.: Получается?

И. Д.: Да, получается. У тебя просто нет выбора. Я сидел после фильма, смотрел комментарии и через какое-то время произошел вот этот контент-анализ. Я собрал кучу разных слов, и понял для себя, какое кино у меня получилось. Можно собрать 15 слов и понять какое кино.

Корр.: К сожалению, продюсера нет рядом, но очень хотелось бы узнать о реакции Тимура Бекмамбетова на успех в Китае. Обсуждаете ли вы эти события?

И. Д.: Тимур, как наставник, как-то сказал одну фразу, когда в «Bazelevs» собрали первую сборку, показали ему. Он посмотрел и сказал: «Так, вот это поправить, это сделать лучше. Ребят, в общем вы делайте, показывайте мне, потому что здесь сейчас судей нет». Вот как только он произнес эту фразу, я понял, что мы просто работаем. Если есть успех - это здорово, если нет, мы просто будем делать выводы, это тоже очень важно. Неуспех какого-то проекта в «Bazelevs» - это предмет обсуждения для всех, чтобы сделать какие-то выводы, понять, что получилось. Когда начался ажиотаж в Китае, я вспомнил фразу, которую часто произносит моя тетя: «Во врата радости входите спокойно». Мы сконцентрировались: так, стоп, что происходит? Никто там шампанское не открывал. Думали, что с этим делать, как себя вести, что произошло. Мы очень спокойно относимся к успеху и к неуспеху. Это не вопрос самореализации. Если человек с помощью кино самореализуется, он едет на надеждах и чаяниях зрителей. Не надо заниматься самореализацией, надо работать для зрителя. Если зрителю понравилось - ура, хорошо. Не понравилось – сделайте выводы и идите дальше.

Корр.: И не было момента, когда он похлопал по плечу и сказал: «Ну, Индар, молодец!»?

И. Д.: Он сказал: «Так, что делаем с этим?» Я знаю, когда Тимур доволен, недоволен. Он очень классный, я очень люблю его как человека. Он, как наставник, очень аккуратный, очень щедрый на конструктивное мнение. Мы с ним обсуждаем философию, иногда в скайпе делимся какими-то новыми философами, он говорит: «Индар, ты знаешь такого? Все, ты сейчас пропадешь» и он отсылает, потом мы делимся мнениями. У нас постоянно какие-то политические дебаты.

Корр.: Вы упомянули о политике. Насколько человеку творческому, созидающему, важно быть политически заинтересованным?

И. Д.: Вы знаете, мое мнение, что творческий человек должен быть политически заинтересован, но не ангажирован. Как ученый не может быть за атом водорода больше чем за атом кислорода. Ученый может только наблюдать за процессами. Военный, наверное, должен болеть за какой-то атом, чтобы получилась какая-то бомбочка. Политические процессы - это процессы социальные, и, наверно, все социальные процессы кинематографисту должны быть интересны. Это еще вопрос жанра. Если это серьезное, глубокое кино, возможно, там психология личностная важна больше, чем социальная. Есть какие-то социальные драмы. А мы обсуждаем не кто круче: коммунисты или либералы. Это не важно для нас в этом смысле. Нам сейчас необходимо понять, что происходит с миром. Мир находится на пороге какого-то серьезного слома. Кажется, Тёрнер с канала BBC сказал, что мы сейчас находимся в такой точке, что, либо через 10 лет окажемся на пороге катастрофы, либо через 10 лет человечество взлетит в какие-то совершенно новые измерения. Мы все с замиранием сердца наблюдаем за тенденциями и мы, конечно, делаем кино. Это как «Зомби апокалипсиса»… У нас есть такое предположение, что кино про зомби - это фильмы, в которых на метафорическом уровне рассказывается о страхе людей перед нелегальной миграцией, когда голодные люди приходят к тебе в город и происходит непонятно что. Все это обостряется страхами перед чем-то глобальным. Так много людей, такая высокая плотность населения, что чума снова приходит в наш дом - так легко мы начинаем все друг другу передавать. Когда мы смотрим на современные тенденции, мы видим сейчас очень много социальных антиутопий, молодежных антиутопий. Дети стали гораздо больше интересоваться политическими процессами. Антиутопий, когда система порабощает, все больше: «Голодные игры», «Дивергент», «Судная ночь». Очень много фильмов такого типа, много статей на тему и, конечно, нужно держать руку на пульсе. Что еще интересно: сейчас не образ отца есть нечто, против чего нужно сопротивляться. Все больше образ матери, то есть, женщины-злодейки, которая заставляет наших детишек работать. Что это значит? Почему это происходит? Чего боится молодежь? Феминизма? Того, что женщины - Ангелы Меркель и Хилари Клинтон - берут власть в свои руки? Мы не знаем, но, так или иначе, эти размышления имеют место, ведь кино есть отпечаток реальности. Особенно кино трендовое. За ним нужно следить и, конечно, нужно предугадывать. Сейчас вышла американская книга, не буду называть, в которой по сюжету люди живут под землей после какой-то катастрофы. Вроде мы это пережили, но снова появился «Безумный макс» - противостояние, холодная война. Страх ядерной катастрофы витал в воздухе в 20 веке, потом все угомонились, СССР распался, про ядерные катастрофы снимать перестали, а то, что снимали по инерции, зрителям уже не интересно. И сейчас снова появляется «Безумный Макс». С чего это вдруг? Почему людей это волнует? Если все эти вещи потихоньку переводить на обычные человеческие переживания, это то, чем занимаемся мы и поэтому изучаем политику.

Корр.: Говоря о второй части фильма «Он-дракон», мы примерно понимаем, в каком жанре он будет снят. За это время появилось ли желание попробовать себя в чем-то кардинально для вас новом, в другом жанре?

И. Д.. Конечно! У меня всегда есть такая крамольная мысль: а можно ли соединять два проекта одновременно? Но, думаю, что не очень. Это как две семьи – очень тяжело и, причем, понятно, что оба будут в рамках «Bazelevs». Мы одна команда, без разговоров. Тимур говорит, что нельзя терять хватку, надо периодически что-то снимать. Мы периодически что-то снимаем. Я снял новеллу в «Ёлках». Возможно, появится что-то еще. Это было интересно, это был выход из зоны комфорта.

Сейчас я размышляю, сейчас идет процесс набора сил. Росток еще не пробился, но внутри уже что-то там собралось. У меня есть три, как мне кажется (мы же все такие), крутейшие идеи в голове. Я вообще верю в идеи, которые приходят нечаянно, не тогда, когда ты садишься, разминаешься перед компьютером. Так вот, есть три нечаянные идеи, которые кажутся безумно перспективными, но все три фильма очень сложные. Мне нужно все это расчистить и найти не истории даже, а, скорее, концепт, потому что залезаешь в зону религии, антиутопических конструкций. Нужно найти ту самую, правильную формулу, ведь есть фильмы, которые делаются не для кассы, а ради высказываний.