Абазинская письменность: история возникновения
Из коренных народов Карачаево-Черкесской республики позднее всех обрели письменность абазины: в 1932 г., тогда как черкесы и карачаевцы – в 1924 г., ногайцы – в 1928 г. Чем это обусловлено?
Обращения
о необходимости создания письменности для абазин
В книге «Язык абазин» (1955) профессор Г.П. Сердюченко писал: «Еще четверть века назад даже наиболее крупные специалисты-кавказоведы не могли точно ответить, кого следует разуметь под абазинами, какова их история, особенности языка, быта и культуры, на каком языке должна быть создана у них школа, печать, в каком отношении стоят абазины к абхазам и к черкесам (адыгам)».
То есть, в то время еще не было выработано отчетливого представления об абазинах и их языке, преобладало мнение, что абазинский язык является диалектом абхазского или черкесского. В силу сложившихся обстоятельств с середины 1920-х по 1932 г. включительно абазинские дети учились в школах на черкесском языке. Но, тем не менее, внутренние процессы в абазинской среде зрели и находили свое выражение в различных формах. Так, по сведениям писателя Х.Д. Жирова, Татлустан Табулов (в то время – составитель черкесского алфавита на арабской графике, преподаватель педагогического техникума) вместе с Баталби Заурумовым (учитель русского языка и литературы, заведующий Кувинской школы) написали письмо в Центральный комитет Коммунистической партии с обоснованием необходимости создания письменности для абазин. Не доверять Жирову у нас нет никаких оснований, но обращение Табулова и Заурумова в ЦК ВКП(б) в архивах пока не обнаружено, зато неожиданно выявился другой документ. В июне 1930 г. Али Мустафович Дзыба, после окончания Черкесского педучилища в 1928 г. работавший учителем в Эльбурганской детской трудовой колонии, написал И.В. Сталину письмо, сообщавшее о том, что вследствие не разработанности национальной письменности абазины Черкесской автономной области вынуждены обучать детей на не понятном для них черкесском языке и что обком партии не выполняет решений крайкома относительно данного вопроса.
17 июля на письме появилась резолюция: «Запросить Облисполком Черкесии о том, на каком языке обучаются в школах дети абазинцев и ногайцев».
После этого отдел национальностей Всесоюзного центрального исполнительного комитета (ВЦИК) срочно затребовал у облисполкома Черкесии ответы на три вопроса: «1. Какое количество абазинцев и ногайцев насчитывается в ЧАО? 2. На каком языке обучаются в школах дети абазинцев и ногайцев? 3. Какие меры принимаются со стороны облисполкома для обучения в школах детей абазинцев и ногайцев на их родном языке?» (Копии документов предоставлены В.А. Дзыба).
Результатом этого письма стало то, что в июле 1930 г. появилось постановление облисполкома Черкесской автономной области о создании абазинской письменности (протокол № 39), но, тем не менее, дело с мертвой точки не сдвинулось, о чем свидетельствует статья ученого-языковеда А.К. Хашба «К вопросу о создании письменности для абазин Северного Кавказа». Автор отчетливо указывал на препятствия, мешающие реализации данного вопроса, а именно – наличие у местных чиновников трех различных мнений: одни считали вполне возможным дальнейшее применение черкесского языка в деле обучения абазин, другие предлагали для тех же целей использование готовой уже абхазской письменности, но сами абазины настаивали на том, чтобы для них разработали специальный алфавит по примеру других национальностей.
Далее Хашба пытался разобраться в сути обозначенных проблем и выражал по ним собственное мнение: «Ни в коем случае нельзя согласиться с тем, якобы черкесский язык является родным и пригодным для детворы абазин в деле первоначального обучения, ибо основная масса абазинских детей не знает черкесского языка, как это было выяснено на месте. Разница между абазинским и черкесским языками такая же примерно, как между русским и немецким. Кроме того, применение письменности, имеющейся у черкесов, затрудняется для абазин, ибо она не отвечает требованиям абазинской фонетики, так как в абазинском языке на 14 фонем больше, чем в черкесском языке. Другое мнение – использование абхазского языка и письменности для абазинских школ; мнение это основано на том, что абазины являются разновидностью тех же абхазов, что абхазский язык уже имеет свою письменность и литературу, и что они фонетически мало расходятся, что абазины понимают абхазский язык, как родной и т. д. Но и это мнение также не отвечает всем требованиям, даже в некоторой части и фонетическим. Абазины понимают абхазский язык, как украинец, никогда не слышавший русской речи, понимает русский литературный язык. Само собой разумеется, что самым правильным и, безусловно, необходимым является создание письменности для абазин, исходя из самого абазинского языка».
Завершая статью, Хашба ставил вопрос о необходимости в ближайший срок, преодолевая бюрократизм и волокиту, переключиться на действительную реализацию постановления облисполкома с таким расчетом, чтобы к началу нового учебного года необходимые буквари, учебники были подготовлены и отпечатаны, чтобы можно было приступить к преподаванию абазинского языка. И для этого он предлагал шесть конкретных мероприятий:
«а) создать ударную бригаду в составе представителей ОНО, Обкома ВКП(б), а также учителей из абазин из аулов Эльбурган, Кубина, Псыж и Апсуа с включением представителей от […] Лингвистической экспедиции АН СССР для выработки абазинского алфавита и плана по составлению и изданию учебников для школ первой ступени и школ ликбеза;
б) создать постоянную комиссию, которая будет ведать этими делами и будет ответственна за своевременное выполнение и обеспечение абазинских школ необходимыми учебниками;
в) в основу алфавита (пока, до выработки нового унифицированного) положить абхазский алфавит как наиболее отвечающий требованиям абазинской фонетики;
г) создать курсы по переподготовке учителей из абазин;
д) при Черкесском педтехникуме […] с нового учебного года открыть специальное отделение для подготовки кадров абазинских учителей;
е) договориться с Абхазским Госиздатом об издании необходимых учебников для абазинских школ в целях сокращения расходов».
Но в том, 1931 г., эти планы не осуществились.
Проблемы реализации решений
о введении абазинского алфавита
Сложившаяся ситуация подробно описывается в публикации ногайской исследовательницы А.Х. Курмансеитовой. Она поясняет: введение абазинской письменности предполагало наличие коллектива авторов, пишущих на родном языке, учителей, типографских работников, наборщиков, корректоров, квалифицированных переводчиков с русского языка... Таких специалистов не было. Помимо того, обозначились трудности технического плана.
13 марта 1932 г. бюро Черкесского обкома ВКП(б) констатировало, что крайне тяжелое положение областного национального издательства в отношении оборудования типографии и полное отсутствие абазинского шрифта ставит под угрозу срыва введение абазинской письменности. В связи с таким положением предлагалось использовать абхазский шрифт, для приобретения которого предусматривалась командировка в Абхазию заведующего областным издательством М. Кишмахова. Параллельно было направлено ходатайство в отдел культуры и пропаганды крайкома партии и комитет по делам печати об оказании необходимой помощи Черкесскому областному издательству в обеспечении бумагой, национальными шрифтами и оборудованием для вводимой абазинской письменности.
14 мая 1932 г. бюро Черкесского обкома партии снова отмечало, что коренизация абазинских школ упирается главным образом в разрешение издательского вопроса, приобретении шрифта, бумаги, подготовки и переподготовки национальных педагогических кадров, расширении редакции газеты «Черкес плиж» за счет открытия в нем абазинского отдела… Опять просили краевой национальный совет об оказании необходимой материальной помощи Черкесскому областному издательству и отделу народного образования в деле подготовки абазинских учителей и издания учебно-методических пособий. Но ввиду отсутствия достаточных материальных средств и национальных кадров введение абазинской письменности и выпуск учебников к сентябрю 1932 года снова не удалось реализовать.
Помимо этих причин существовала еще одна: долго решался вопрос о том, какой диалект положить в основу абазинского литературного языка.
Известно, что, несмотря на немногочисленный состав носителей абазинского языка, он характеризуется большой диалектной дробностью: помимо двух основных довольно резко отличающихся друг от друга диалектов (тапантского и ашкарского), каждый из них включает в себя еще ряд говоров и подговоров. И вот уже внутри самих абазин началась борьба за предпочтение того или иного диалекта: одну группу возглавили ашкарцы Нух Озов (переводчик Черкесского национального издательства) и Асхат Дзыба (работник обкома партии), вторую – носитель тапантского диалекта Татлустан Табулов. Только в октябре 1932 г. состоялось совещание культпропа Черкесского обкома ВКП(б), на котором был разрешен вопрос об основном абазинском диалекте. Таковым был признан тапантский.
По переписи 1926 года абазин в Черкесии и Карачае проживало 13 615 человек. Из них 10902 говорили на тапантском диалекте, 2713 – на ашкарском. Факт численного превосходства тапантовцев над шкароовцами (в 4 раза) предопределил выбор. И сегодня предпочтение тапантского диалекта в качестве основы для национального литературного языка представляется целесообразным и обоснованным.
Итак, по различным причинам создание абазинской письменности затягивалось и, возможно, складывалось впечатление, будто вопрос этот не разрешится еще долго. И тогда вернулись к предложению А. Хашба: временно, до выработки самостоятельного алфавита, использовать абхазский как наиболее соответствующий требованиям абазинской фонетики, договориться с Абхазским Госиздатом об издании необходимых учебников для абазинских школ. Тогда же Т. Табуловым и Н. Озовым был разработан и подготовлен к печати первый абазинский букварь на абхазской графике. В 1932 г. распечатанный в сухумской типографии макет был передан для вычитки профессору Института Востоковедения А.Н. Генко, владевшему как абазинским, так и абхазским языками.
В связи с тем, что Озов и Табулов впоследствии были репрессированы, а их рукописи (как и созданные ими учебники) – изъяты и уничтожены, первые 18 страниц набранного типографским способом абазинского учебника на абхазской графике был обнаружен в Институте восточных рукописей Санкт-Петербурга летом 2016 года среди материалов архива профессора Генко. В верхнем левом углу титульного листа выведены инициалы и фамилии авторов: Т. Табулов, Н. Озов. Ниже и посередине помещен силуэт пионера с вскинутым горном, еще ниже – название издания, после чего следует взятая в рамку информация о том, что букварь утвержден народным комиссаром методического совета Абхазии. С левой стороны самой нижней части титульного листа указывалась республика «Апсны» (Абхазия), справа – город «Акъва» (Сухум), а посередине – год предполагавшегося издания: 1932.
Немаловажно отметить: букварь был создан на ашкарском диалекте. Это указывает на то, что в противостоянии двух диалектных групп в первой половине 1932 г. перевес находился на стороне ашкарского.
Исходя из того, что такого букваря нет в перечне хранящихся в Российской государственной библиотеке изданий Т.З. Табулова и Н.А. Озова, можно заключить, что уже набранный, сверстанный в типографии, выправленный профессором Генко первый абазинский букварь на абхазской графике так и не увидел света. Причиной тому, вероятнее всего, явились дальнейшие события, получившие вдруг неожиданное развитие.
Как свидетельствует публикация М. Кишмахова в русскоязычной газете «Красная Черкесия», в 1932 г. во Всесоюзный Центральный Комитет Нового Алфавита были командированы представители Черкесской автономной области, где были утверждены основные положения введения абазинской письменности и выделены деньги для осуществления ряда практических задач. В октябре того же года на расширенном совещании культпропа Черкесского обкома партии был выработан ряд конкретных мероприятий по данной проблеме. Через месяц, 25 ноября 1932 года, в Баталпашинске была созвана конференция абазинских учителей с активом абазинских работников, на котором решение о введении абазинской письменности в Черкесской автономной области «с величайшим энтузиазмом было встречено участниками конференции. Конференция горячо обсуждала и утвердила представленные после просмотра в ВЦКНА (Всесоюзный Центральный Комитет Нового Алфавита. – П.Ч.) абазинский алфавит и букварь Т. Табулова, внеся свои изменения и поправки. Делегаты скопировали написанный от руки букварь и с твердой уверенностью достигнуть в кратчайшее время успехов на фронте языкового культурного строительства, разошлись, при этом договорившись между собой твердо начать преподавание сейчас по возвращению на места по рукописным букварям».
Таким образом, обретение абазинами своего алфавита сделало невостребованным уже подготовленный к печати букварь на абхазской графике. А публикация М. Кишмахова, осуществленная по горячим следам событий, указывает на то, что автором абазинского латинизированного алфавита и нового букваря явился не кто иной, как Т.З. Табулов. С 1933 по 1936 годы, за четыре года после утверждения абазинского алфавита, используя свой опыт по созданию учебных пособий на черкесском языке, ориентируясь на русские школьные учебники того времени, он самостоятельно и в соавторстве с другими выпустил 15 (!) букварей, учебников по абазинской грамматике, хрестоматий и книг для чтения после букваря.
Принятый алфавит не был идеальным и требовал совершенствования. Этот вопрос подробно излагался профессором Г.П. Сердюченко в публикации «Об абазинской письменности». Помимо того, еще не были решены многочисленные проблемы, связанные с практическим пользованием абазинского письма. Но, так или иначе, по табуловскому алфавиту абазинские школьники учились пять лет (с 1933 по первую половину 1938 гг.).
О переводе абазинского алфавита
на русскую графику
Но не успели они хорошенько свыкнуться с ним, как уже с 1935 года был поставлен вопрос о радикальной перестройке или, проще говоря, замене латинской графической основы на русскую. Этот процесс не был стихийным и касался не только абазинского алфавита.
В связи с этим Крайком Нового Алфавита в 1935 году планировал составление проектов рационализации абазинского алфавита и орфографии, организацию совещания по вопросу абазинской орфографии. Ответственность по этим мероприятиям была возложена на профессора Г.П. Сердюченко, заведующего лингвистическим отделом Горского научно-исследовательского института. В «Едином плане работ по языковому строительству в Северо-Кавказском крае» на май 1936 года снова значилась разработка проекта абазинского алфавита на русской основе, а на август – совещание по вопросам алфавита и орфографии абазинского языка. Ответственными числились профессор Сердюченко, Черкесский обком Нового Алфавита и Крайком Нового Алфавита. Поэтому, вероятно, Сердюченко имел все основания в книге «Язык абазин» записать: «Нами и был разработан конкретный проект нового абазинского алфавита на основе русской графики».
Хронология событий была такова:
– 29 марта 1938 г. проект абазинского алфавита и орфография на русской графической основе были обсуждены и одобрены на совещании абазинского актива, проходившего в г. Ежово-Черкесске (так называлась тогда столица Черкесии);
– с 7 по 11 мая проект рассматривался и после внесения незначительных уточнений был одобрен Центральным научно-исследовательским институтом языка и письменности народностей СССР;
– 13 мая новый абазинский алфавит и орфография были утверждены народным комиссариатом просвещения РСФСР;
– 23 мая алфавит впервые был опубликован в русскоязычной газете «Красная Черкесия». В предисловии к нему говорилось: «Проект нового алфавита и орфографии был по поручению Черкесского обкома ВКП(б) и облисполкома разработан профессором Сердюченко Г.П., обсужден и одобрен Центральным научно-исследовательским институтом языка и письменности народностей СССР»;
– в июле областное издательство выпустило 2000 экземпляров абазинского алфавита на кириллической основе;
– с сентября его стали применять в школьной практике и при издании полиграфической продукции на национальном языке.
Отметим, что составителем первой абазинской азбуки на русской графической основе, учебников по абазинскому языку, русско-абазинского словаря, а также руководства по орфографии явился тот же Георгий Петрович Сердюченко.
Если зададимся вопросом, почему к работе над новым национальным алфавитом не был привлечен Т.З. Табулов, имевший опыт составления и черкесского, и абазинского алфавитов, ответ окажется простым: 19 сентября 1937 г. (за 8 месяцев до утверждения алфавита) Табулов был арестован по обвинению в участии в антисоветской буржуазно-националистической организации, якобы действовавшей в Черкесской автономной области. Понадобилось два года, чтобы усомниться в правомерности такого абсурдного заключения и выпустить на волю человека, ничем против власти не погрешившего. Случилось это 13 сентября 1939 г., когда новый алфавит был уже принят, утвержден, использовался в национальной периодике и школьном обучении.
Но значит ли это, что Табулов не имел никакого отношения к разработке алфавита 1938 года, которым мы пользуемся до сих пор? Вероятнее всего, что нет. Ведь арестован он был в сентябре 1937 г., а работа по реорганизации абазинского алфавита началась еще в 1935 году, и до своего ареста он имел возможность принимать участие в обсуждении многих вопросов, касающихся второго национального алфавита. В архиве Горского Института обнаружена телеграмма Сердюченко, направленная в научно-исследовательский институт г. Баталпашинска: «Командируйте Крайком Табулова Привезти все абазинские материалы учебники».
Нетрудно догадаться, что в таких случаях Табулов исполнял роль, главным образом, консультанта. Прямым подтверждением тому служит печатное признание самого Сердюченко: «Всегда вспоминаю с благодарностью и своего первого учителя по абазинскому языку – Талустана Закировича Табулова».
Таким образом, можно констатировать: в 1932 году был утвержден разработанный Табуловым алфавит абазинского языка на латинской основе, в последующие годы он выпустил целый ряд букварей, учебников и хрестоматий, а действующий с 1938 года и по настоящее время алфавит абазинского языка на кириллической основе был составлен профессором Г.П. Сердюченко, но участие Т.З. Табулова в его разработке не исключается.